РегистрацияРегистрация
Логин ?
Пароль  Вход

Библиотека онлайн
Библиотека онлайн

Из русской поэзии второй половины XIX века
И. С. Тургенев
Ф.И. Тютчев
А.А. Фет
А.Н. Апухтин
В.М. Жемчужникова

И.А. Бунин
Л.Н. Андреев
М.М. Пришвин
Б.С. Зайцев
И.Е. Вольнов
И.А. Новиков
Д.И. Блынский
C.А. Пискунов
Л.Н. Афонин
В.А. Громов
Г.Б. Курляндская
Поэзия Орловского края 50-90-х годов ХХ века
И.Д. Крохин
А.С. Шиляев
И.А. Александров
В.П. Дронников
В.Г. Еремин
В.А. Ермаков
Л.Г. Котюков
Н.М. Перовский
Г.А. Попов
И.С. Семенова
Г.В. Фролов

"Возвращенная" поэзия ХХ века
И.В. Каллиников
В.Л. Гальской
А.Ф. Сафронов
Ф.В. Сафронов

Малая проза современных писателей-орловцев I
Е.К. Горбов "Комендант Зеленого переулка"
В.А. Мильчаков "Птенцы орлов" (отрывок из повести)
Л.Л. Сапранов "Родители", "Память прошлого", "Белая дача"
А.Н. Яновский "Сорока", "Танкист", "Земляк"
В.И. Амиргулова "Ваня и Муму","Новенький"
Л.М. Золоторев "Дарюшка последняя из хуторян", "Чистые пруды"
В.М. Катанов "Однажды в Орле", "Поэт и полководец", "Лесков"
А.И.Кондратенко "Женщина по имени Надежда"

Малая проза современных писателей-орловцев II
А.С. Лесных "Доброе дело", "Говорите конкретно", "Ключи к английскому замку"
И.Ф. Лободин "Перепелка во ржи", "Дом на гривах коней"
В.И. Муссалитин "Курганы"
Ю.А. Оноприенко "За ягодой, красной, как кровь", "Дедушко"
Н.И.Родичев "Алимушкины полушубки", "Егор Ильич"
П.И. Родичев "Стихи", "Особое свойство памяти", "Очерк раздумье"
И.А. Рыжов "Позднее свидание", "Мой Бунин", "Хорошая старуха" ,"Неразбавленный орловец"

Писатели младшим школьникам
Е.А. Зиборов "Жаркое лето"
В.М. Катанов подборка стихов для детей
А.И. Лысенко подборка стихов для детей, "Неутомимый труженник"
В.Г. Еремин подборка стихов для детей
И.Г.Подсвиров "Заячий хлеб", "В ливень"

Писатели Орловского края
ХХ век
Хрестоматия

Орел 2001

Под ред. проф. Е. М. Волкова

Писатели - детям

Е.А. Зиборов "Жаркое лето"
В.М. Катанов подборка стихов для детей
А.И. Лысенко подборка стихов для детей
"Неутомимый труженник"
В.Г. Еремин подборка стихов для детей
И.Г.Подсвиров "Заячий хлеб"
"В ливень"

Евгений Александрович Зиборов
(1922-1994 гг.)

Евгений Александрович Зиборов родился  6 февраля 1922 г. в г. Орле, в семье чекиста. В 1940 г., после окончания средней школы, поступил работать на старейший орловский завод  "Главтекстильмаш". В октябре 1941 г. в связи с приближением к Орлу фашистских захватчиков, был эвакуирован в Среднюю Азию. Здесь он работал в колхозе Касансайского района Наманганской области УзССР, а затем на строительстве горного водохранилища. В декабре 1941 г. Зиборов добровольно уходит в армию. Он был полковым разведчиком, десантником в танковой бригаде, помкомвзвода стрелкового подразделения, командиром минометного расчета. В 1944 г. Зиборов вступил в партию. В 1945 г. он демобилизуется из рядов Советской Армии.
В 1947 г. на страницах газеты "Орловская правда" появляются первые стихи Зиборова. Одновременно он пробует свои силы и в прозе. Стихи и рассказы Зиборова печатаются в "Орловском альманахе", областных и военных окружных газетах, в журнале "Смена", в различных сборниках.
С 1951 г. Зиборов переходит на профессиональную работу газету "Орловская правда".
В 1959 г. выходит отдельным изданием его первая книга - повесть для детей "Ленька-трубач", рассказывающая о страшном, находчивом, озорном мальчугане - трубаче Первой Конной Армии, о незабываемых, овеянных романтикой подвига годах гражданской войны.
В 1960 г. Орловское книжное издательство выпустило сборник стихов Зиборова "Над миром звезды", доброжелательно встреченный критикой. "Стихотворное слово часто приподнято, звучит с пафосом, но этот пафос никогда не отрывается от земли, его корни глубоко вросли в благодатную почву родного края", - писал об этом поэтическом сборнике Д. Блынский.
Тепло была встречена и вышедшая в 1962 г. повесть Зиборова "Высота Безымянная".
В 1963 г. он стал членом Союза писателей СССР.
Главенствующая тема творчества Зиборова - героизм советского народа в Великой Отечественной войне. Герои его произведений - рядовые бойцы и офицеры, люди с неброской внешностью, но с сильной волей и характером.
Писатель-орловец Е. Горбов писал о сборнике "Солдаты идут за солнцем" (1965): "Язык рассказов емок и точен, характеристики героев сжаты, но выразительны, пейзажные зарисовки поданы в той лаконичной манере, которая лучше всего передает обстановку войны".
С 1971 г. Зиборов жил в Калининграде, продолжая работать над стихами и прозой.

 

Жаркое лето
(Повесть)
Ракетчики
Он стоял на стартовой площадке. Его узкий, сигарообразный корпус сверкал в лучах раннего солнца. Уже оркестр сыграл гимн Астролетчиков, провожающие  ушли в бетонированные укрытия, а экипаж наглухо задраил входные люки. Еще минута - и вспыхнут сигнальные лампочки на центральном пульте управления, взревут, выбрасывая снопы пламени, дюзы, и звездолет оторвется от Земли, направляясь к неведомым мирам...
- Внимание!..
Голос главного диспетчера космодрома, усиленный мощными репродукторами, прокатился над безлюдной долиной.
- Включить двигатели!..
Грохот потряс воздух, и звездолет окутался облаком белого дыма. Блеснули языки огня, сверкающий корпус корабля дрогнул и, словно нехотя, начал подниматься. Еще мгновение, еще оглушительный удар - и он взметнулся в небо...
Вот звездолет блеснул далеко вверху и - растаял. Только запоздавший свист докатился вниз к торжествующим людям.
Корабль ушел в Космос, унося на своем борту отважных путешественников - Юрика, Ромку и Наташу.
Хотите заглянуть в командную рубку звездолета?.. Пожалуйста. В ней сумрачно и прохладно. За низеньким столом, на котором мерцают разноцветные лампочки потрескивающего аппарата, сидит командир корабля - Ромка. Он напряженно вслушивается в шорохи и свист, приносимые радио из глубин Галактики.
- Увеличить скорость! - командует Ромка, и голос Юрика, словно эхо, отвечает:
- Есть увеличить скорость!..
Юрик сидит поодаль, его руки лежат на штурвале.
- Штурман, что показывает локатор слева по борту? - обращается командир звездолета к Наташе.
- Слева по борту вижу... Пеструху! Она на огород идет! Всю капусту потопчет!..
- Что?! Какую капусту? Что ты городишь? - Ромка фыркает и подскакивает к Наташе. - Дай взгляну!
Он приникает к узкой трубе и смотрит на светлый прямоугольник зеркала.
- Ну вас совсем!.. Пойду телку прогоню! - Наташа бежит к выходу.
- Стой! Там радиация! Смертельно!.. Надень скафандр! -Ромка пытается натянуть на голову Наташи старую маску противогаза, но взбунтовавшийся штурман отмахивается и выбегает из "рубки" - сумрачной старой землянки.
- Я тебе говорил, что с девчонками не только в космос не улетишь, но еще и дураком станешь... А еще штурманом ее назначил! - Юрик с досадой крутнул штурвал - старое велосипедное колесо.
- Без паники!.. И нечего бросать штурвал, товарищ пилот. Корабль входит в сферу притяжения неизвестной планеты. Включить систему торможения! - Ромка еще пытается командовать, но Юрик выбегает из землянки, оставляя в одиночестве своего командира.
Наверху ярко светит солнце, и Юрику приходится щуриться. Приложив ко лбу ладонь, он смотрит из-под нее на Наташу, которая длинной хворостиной гонит прочь шкодливую телку.
Через минуту к Юрику присоединяется мрачный Ромка. Ребята недовольно молчат. Вечно эта Наташка что-нибудь да испортит. Такая интересная, игра была. Никакой фантазии у Наташки нет.
Возвратившаяся Наташа лукаво посмотрела на ребят и с улыбкой сказала:
- А вы-то придумали в подземелье сидеть. Как кроты. Очень интересно, как же!.. А за капусту меня взгреют так, что держись!.. Не хочу я летать в подземных кораблях!
Ну что с нее взять? Честно говоря, Юрику тоже прискучило в такой ясный день сидеть в полутьме, хотя бы даже с переносным радиоприемником и перископом, сделанным Ромкой. Уж лучше побултыхаться в Берестянке.
Командир, лишившийся экипажа, сдался.
- Ладно, забирайте оборудование. Не одному же мне все тащить?
Вскоре походный радиоприемник, перископ и велосипедное колесо с парой резиновых масок вновь перекочевали на квартиру Ромки. Игра кончилась.
А день - он, по существу, только начался. Чем же теперь заниматься? Идти пескарей ловить?
- Давайте змея запустим. Нитки у меня есть, целые две катушки, - подумав, предлагает приятелям Юрик, но Ромка досадливо морщит лицо.
- Для змея ветер нужен, а где он? - И вдруг Ромку осеняет идея.
- Давай ракету запустим! Настоящую, а?
Это интересно. Даже Наташа перестает заплетать косички и внимательно слушает Ромку.
- Сконструируем сами, это раз плюнуть, - горячится Ромка. - А горючее для двигателя купим. У тебя гривенник найдется? - обращается он к Юрику.
- Зачем?
Чудак! Десять коробок спичек купим, головки с серой поотрежем, чем не горючее?.. Еще бы пленки достать, знаешь, как горит!
- У меня пленка есть. От старых диафильмов! - Наташа обрадованно хлопает себя по голой коленке. - Пройдет?
- Конечно! Тащи ее сюда! - Ромка вскакивает с места и бежит к сараю. Через минуту от возвращается с отрезком тонкостенной медной трубки.
- Вот корпус для ракеты! С одного конца из жести остряк сделаем. А на другом поставим оперение. Вот и вся конструкция, поняли? Пошли делать, Юрик. А ты не сиди, тащи быстрее пленку!..
Наташа отправилась домой, а ребята к сараю. Здесь они отыскали несколько консервных банок и вооружились нехитрым инструментом. Ножницами вырезали рули управления и прикрутили их проволокой к трубке. Однако с носовой частью у них ничего не получилось. Хозяйка Ромкиной квартиры - старая Сидоровна - отняла у ребят ножницы и выгнала конструкторов из сарая.
- Целый день шлындают, шлындают, да еще вещи портить начинают. Ужо я вам задам, босоногие!.. Лучше за хатой присмотрите, я пойду постираю...
Вообще, Сидоровна была довольно-таки вредной старушкой. Невзлюбила она Юрика - и все тут. Дескать, городскому парнишке спокою не дает, ему отдыхать надо, сил набираться, а этот рыжий с панталыку его сбивает, голову морочит, за собой таскает... Так не удалась бы затея, если бы не Юрик. Отбежав за сарай, он подождал Ромку и зашептал:
- Видел лейку на бидоне? Тащи ее сюда. Она как раз подойдет.
Ромка заколебался.
- Понимаешь, чужая. Узнает Сидоровна, тогда как?                             
- Эх ты! Я гривенник не жалею, а ты старую лейку пожалел... Мы бы носик ей зажали плоскогубцами и - порядок!..
Ромка вздохнул, помялся, но вскоре лейка заняла свое место на корпусе ракеты. Затем Ромка принес алюминиевой краски и собственноручно покрыл ею корпус будущего космического разведчика. Ракета получилась почти как настоящая. Когда же Юрик намалевал на боку трубки алую звездочку, приятели залюбовались своей работой. Даже Наташа, которая принесла пленку и спички, с уважением посматривала на Ромку.
Теперь предстояло зарядить ракету. Под перочинным ножом захрустели спички. Отрезанные головки Юрик ссыпал в бумажный кулек, плотно закрыл его и сказал:
- Заряжать будем на берегу. А то как вспыхнет на дворе, тогда нас самих на Луну отправят.
И вот она, Берестянка... Спрятавшись в кустах, ребята быстро начинили трубку головками. Пленку решили не резать, ее просто скрутили и, оставив кончик снаружи, забили донное отверстие паклей.                 
- Где будем устанавливать?         
- Да здесь же! Вот сюда три колышка забьем, а между ними ракету поставим. - Ромка срезал прямые палочки и воткнул их поглубже в землю. Ракету поставили между палочками вниз хвостовым оперением. Установка была готова.
- Кому запускать? - Юрик посмотрел на важничавшего Ромку и молчаливую Наташу. Ромка неопределенно хмыкнул и пожал плечами.
- Как тебе сказать. Я должен подавать команду... А ты подожжешь... А Наташа пусть за камень спрячется... Все-таки опасно...
Юрик затеребил рыжий чубчик и присвистнул.
- А если она трахнет и разлетится на куски?.. Руки поотрывает, тогда что?
Ромка подумал и с опаской отодвинулся от поблескивающей ракеты.
- Давайте я! - Наташа решительно подошла к Юрику и протянула руку за спичками. Синие глаза ее еще больше посинели, а на лице была написана непреклонная решимость.
- Ты спятила? - Юрик изумленно вскинул брови. - Разве ты можешь? Она как полыхнет - деваться некуда будет!
- Дай спички!
Только теперь ребята поняли, каков характер Наташи. Им вдруг стало неловко. У Юрика почему-то покраснели уши, и он решительно сказал:
- Ладно, без тебя управимся... Ромка, командуй!
А Ромка только этого и ждал. Он надул щеки и затрубил марш летчиков. Затем сложил рупором руки и протяжно сказал:
- Внимание! Внимание!.. Прошу очистить космодром от лишних лиц! - И, махнув Наташе, он отбежал вслед за ней к камню.
Дается старт межпланетному кораблю, первому звездолету Земли, который направляется на Венеру! Внимание!.. Включить зажигание!.. - Последние слова Ромка выкрикнул из-за камня.
Юрик вынул спички, посмотрел на небо, по сторонам, погрозил кулаком высунувшейся Наташе и глубоко вздохнул. Рисковать, так рисковать. Первые космонавты тоже ведь рисковали. Была не была!
Он чиркнул спичкой, нагнулся и поднес к пакле огонек. Вслед за этим ноги понесли его с неимоверной быстротой в сторону камня, из-за которого торчали две взлохмаченные головы.
- Затыкай уши!
Три пары рук одновременно выполнили команду. Глаза впились в остроносый цилиндр, из-под которого кудряшками вился дымок. Он становился все гуще и гуще, запахло горелой тряпкой. Затем что-то зашипело и вновь стихло. Ракета оставалась неподвижной.
- Что-то случилось, Ромка! Погасла, что ли? Надо глянуть!
- Постой!.. Дымит, видишь? Огонь еще к пленке не подошел... Смотри, смотри, начинает!..
Из-под ракеты показался язычок пламени. Потом он исчез, и густой дым окутал ракетную установку. И в этот момент раздался Наташин испуганный возглас:
- Ой! Сидородна идет!.. Прямо к ракете!..
Сидоровна с тазом белья в руках вышла из-за камыша и, увидев клубы дыма, остановилась.                                  .
- Батюшки!.. Никак костер кто-то запалил... Ах, разбойники! Ушли и не загасили. - Сидоровна, качая головой, направилась к ракете. И в этот момент сердце Юрика не выдержало:
- Назад! Взорвется! Назад! - завопил он. - Не подходи!..
Сидоровна ехидно посмотрела на Юрика и ожесточенно погрозила пальцем.
- А, это ты опять натворил, рыжий!..
И вот тогда-то ракета и трахнула. Целый сноп искр ударил по земле. Что-то ухнуло и пролетело над камнем, обдав жаром лишившихся дара речи космонавтов, и плюхнулось в речку, разметав по сторонам брызги.
Ахнув, уронив таз, перепуганная Сидоровна повалилась на землю...

 

* * *
Когда ребята подбежали к ней, Сидоровна стояла на коленях, держась рукой за сердце, но увидев Юрика, она поднялась на ноги, схватила его за ухо и закричала:
- Ах шкодник! Я тебе покажу, как бомбы рвать! Вот тебе, вот...
Юрик стоически выдержал наказание. Только лицо его покраснело. Ну, что взять с глупой старухи? Разве она поймет?..
Ромка пытался было заступиться за друга, но благоразумие заставило его держаться в отдалении и он вздыхал, готовый дать стрекача вслед за Наташей.
Под конвоем разгневанной Сидоровны Юрик был доставлен домой. Ну, а что дальше -не стоит рассказывать. Наука и искусство требуют жертв. А космос - тем более. Так сказал Ромка.

 

Дело мастера боится
Солнце опустилось к синим зубцам соснового бора, когда Юрик и Наташа подошли к новому клубному зданию.
Здесь терпко пахло смолой. Кудрявые стружки-завитушки, щедро рассыпанные по земле, издали казались горой свежевыпеченных бубликов. Словно нес-нес их пекарь, да и обронил, споткнувшись.
Новый сруб поблескивал свежеотесанными стенами. Гладкие, отполированные перила на крыльце, ясные, отсвечивающие стекла широко прорубленных окон так и манили - дескать, зайдите, взгляните, ребята, на новый клуб...
Наташа и Юрик долго любовались постройкой. Особо восхищал Юрика резной петух над крыльцом. Петух гордо поднял свою деревянную голову и, казалось, вот-вот закричит на всю деревню: ку-ка-ре-ку!..
- Теперь хватит места на всех, - налюбовавшись, довольным тоном сказал Юрик. - Видишь, какой домище поставили!..
- И для танцевального кружка место найдется, - кивнула Наташа и закружилась, широко раскинув руки.
Юрик прыснул.
- Тоже балерина!..
- Не понимаешь, а говоришь!.. - Наташа обидчиво поджала губы. - Все со своим модельным кружком носишься. А что вы в нем за всю зиму сделали? Самолет, который не летает. Ничего дельного не придумали. Хотя бы табуретку смастерили для школы.
- Эх, ты!.. У нас же моторчиков не было! А теперь будут. Посмотришь, полетит самолет или нет!.. Ногами-то выделывать нехитро, а ты руками попробуй, да помозгуй, что и как! Надо мастером быть, понятно?..
- Ух ты, мастер-ломастер нашелся! - смеялась Наташа. - Юрик-мастер! А? Ой, держите меня, а то помру! - И благоразумно отбежав подальше, спросила: - А ты ракету не забыл? Тоже ведь твое изобретение!
Да, это был уже не камешек, а настоящий булыжник, запущенный в Юрика. Оскорбленный и уязвленный напоминанием о неудаче с запуском ракеты, Юрик с воинственным кличем бросился к озорно посмеивающейся девчонке.
- Но, но, парень!.. Не балуй!.. - Чья-то крепкая, пахнущая краской, рука опустилась на Юриково плечо.
Юрик вскинул глаза. Рядом стоял Кондратий - бригадир колхозной строительной бригады. Был он в черном фартуке и держал в правой руке ведро с малярными кистями. Отпустив Юрика, Кондратий поставил ведро и усмехнулся.
- Принимай, брат, критику как положено. Коли ты мастер - докажи делом, а не кулаками. На это, замечу я тебе, мастерства не требуется. А кстати, и дело есть: бери ведро, да вымой кисти. Понял?.. Завтра с утра будем полы красить. Да и тебе, попрыгунья, имею поручение: видишь возле стены банки с краской? Давай-ка, заноси в клуб!..
Так Кондратий разрешил конфликт. Наташа побежала к банкам, а Юрик принялся за мытье кистей в керосине. Дело оказалось нетрудным - от керосина краска сходила без остатка.
Насухо обтерев кисти ветошью, Юрик внес их в клуб, где, посвистывая, ходил Кондратий.
- Все в порядке, дядя Кондратий! - Юрий потряс кистями.                  
- Вижу!.. Ну, что ж, дело мастера боится. Однако это еще полдела, - Кондратий потрепал Юрика по плечу. - Завтра приходи с утра. Будешь малярам помогать. А сейчас пора, ребятишки, по домам!
Наташа и Юрик вышли вслед за бригадиром, но домой идти и не подумали. Они уселись на штабель теса, словно до того между ними никакой размолвки и не было.
- Где ж Ромка? - спросил Юрик. - Куда он запропастился?
- Придет. Сказал, значит, придет.
Однако Ромка не являлся. Ребята посидели с четверть часа, им стало скучно. Наташа не выдержала первая.
- Я пойду за Ромкой. Ладно?.. А ты жди. Я скоро!.. - И, семеня босыми ногами, убежала.
- Оставшись в одиночестве, Юрик еще раз обошел здание и задумался. Новая мысль пришла в голову. Вот, если он сделает задуманное, а?.. Здесь попрактикуется, а потом дома полы покрасит, мамке пособит. А главное - малярам поможет. Дядя Кондратий наверняка спасибо скажет!..
Не мешкая, Юрик взбежал по ступенькам в клуб.
Где кисти? Ага, вот они. А краска? Тоже здесь. Как раз крышка одной банки неплотно прикрыта. Наверно, дядя Кондратий краску пробовал...
Схватив банку и кисти, Юрик прошел в боковую комнатку. Косые солнечные лучи падали на широкие белые доски пола и от этого они казались покрытыми позолотой. Юрик засучил рукава, осторожно опустил кисть в банку и сделал первый мазок.
- Эх, красотища!..
Поглядывая через дверь в зал, он старательно заработал кистью. Туда-сюда, туда-сюда металась тяжелая кисть по полу, покрывая доски ровной красно-коричневой краской.
Сначала все шло хорошо. Юрик даже вспотел от усердия, делая широкие мазки. Однако через несколько минут он остановился. Кисть перестала красить. После себя она уже оставляла узкую неровную полоску. Что такое? Краска загустела?.. Юрик посмотрел и ахнул:
- Вот так номер.                    
Вместо плотного пучка щетины на конце кисти торчали какие-то огрызки. Внимательнее приглядевшись к уже покрашенным местам, Юрик увидел на полу тонкие волоски.
- Дрянная кисточка попалась, не иначе!
Недолго думая, Юрик схватил большую малярную кисть, стоявшую у стены. Кажется, эта подойдет: и шире, и волос мягче, и красить можно не сгибаясь. Теперь самое главное - поправить места, где прилипли щетинки, вылезшие из кисти. "Придется соскребать волосы", - подумал Юрик и, отставив кисть, начал действовать руками.
Через несколько минут можно было подумать, что на полу дрались кошки - окрашенные доски были исцарапаны и, несмотря на старания Юрика, усеяны прилипшими щетинками. Весь перепачканный краской, Юрик горестно смотрел на свою работу. И, поняв, что таким образом не сможет помочь делу, со вздохом взялся за малярную кисть.
Кое-как засунув ее в банку, Юрик шагнул вперед, на покрашенное место, и опустил кисть.
- Ага, вот так!
Юрик принялся растирать пахнущую скипидаром краску. Сделав неосторожное движение, он покачнулся, шагнул вперед - чтобы удержать равновесие - и неожиданно скользнув босой ногой по краске, плашмя растянулся на полу...
И как раз в этот момент за окнами послышались голоса Наташи и Ромки.
Юрик поднялся с пола, посмотрел на обезображенный, заляпанный пол и...
Такого Ромка и Наташа еще не слыхали. Когда в клубе раздалось чье-то бормотание и всхлипы, они с удивлением посмотрели друг на друга.
- Кто это?
- Погоди!.. Это же... Юриков голос!.. Слышишь?.. - Ромка озадаченно почесал стриженый затылок.
А Юрик, сидя на полу, едва сдерживал слезы, поносил себя обидными словами.
- А-а... Мастер-ломастер паршивый...У-у... все испортил... - Юрик ожесточенно хлопал себя по коленкам.
Услышав свое имя, он отвернулся от друзей и лег ничком на недокрашенный пол.
-Уйдите... Уйдите все!.. - Сквозь слезы забормотал Юрик, размазывая по лицу краску вместе со слезами. - Никуда я не пойду....
Ребята подошли к двери, взглянули - и расхохотались, увидя, разрисованного, похожего на пятнистого леопарда, Юрика. Однако затем озадаченно умолкли. Что делать?.. Войти к Юрику они не могли: Юрик покрасил пол у самой двери, и перепрыгнуть через широкую полосу липкой краски было невозможно.
Напрасно Ромка пытался утешить друга - тот угрюмо молчал, отвернувшись в угол. И тогда Наташа сказала:
Как же ты отмоешься, а?.. Эту краску и кипяток не возьмет!.. Ух, и задаст тебе мать!..
Юрик тихо захлюпал носом.
Ромка пожал плечами.
- Ну, хватит тебе!.. Ты не слушай ее, отмоешься. Бидон керосина - и станешь чистым. Только вонять сильно будет!..
От такого утешения Юрик даже затрясся и снова замычал невразумительное.     
- Вот что, Наташа: иди за дядей Кондратием, - сказал Ромка. - Пусть достает Юрку. Бегом, а я здесь подожду...
Так и вынес Юрика на улицу Кондратий. Опустив его на траву, он только покачал головой и отвернулся - смех давил бригадира. А Наташа и Ромка - те поминутно прыскали в кулак.                              
- Так... Хорош!.. Ну и красив ты, парень!.. - успокоившись, сказал, наконец, Кондратий. - Карикатура форменная!.. Ты скажи, зачем, не спросясь, взялся не за свое дело?..                               
Юрик стоял потупившись и молча снимал рубашку. Ну, что он мог ответить бригадиру?.. Ведь все равно не поверит!.. Эх, жизнь!..  
И только, когда мать с помощью Ромки начала отмывать маляра в корыте, успокоился.
- Ладно... - сказал он, жмурясь от щиплющей глаза мыльной пены. - Теперь-то я научусь, как надо пол красить... Завтра с утра пойду в клуб, меня дядя Кондратий сам позвал. Научусь у мастеров - и у себя дома пол покрашу.                              

 

На реке
Ромка сидел под курчавой ракитой и смотрел на гладь Берестянки, отливающую голубизной и перламутром. От зеленой шапки ракиты падала тень, пронизанная солнечными лучиками, и поэтому казалось, что на поверхности воды трепетали золотые рыбки.
То там, то здесь по реке пробегала рябь. Изредка плескали играющие лещи и тогда во все стороны расходились серебряные кольца. От них медленно покачивались желтые бутоны кувшинок и мохнатые зеленые бороды водорослей.
Юрик в одних трусиках сидел в старой плоскодонке, свесив босые ноги в воду. Приложив козырьком руку к бровям, он посматривал на противоположный берег. Там, покачиваясь, с урчаньем двигались по ржаному полю комбайны. Издали они казались игрушечными, похожими на Ромкины самоделки.
Жарко. Даже у реки не чувствуется прохлады. Каково же там, где комбайны? Недаром целых два бидона ключевой воды опорожнили комбайнеры. Третий бидон вот-вот подвезут к берегу, и тогда Юрик и Ромка будут переправлять его на тот берег.
Юрик покосился на задумавшегося друга. Тот с сумрачным видом почесывал голые икры и отмахивался от надоедливых мух.
- Эй!.. - Брызги теплой воды окатили Ромку. - О чем задумался?.. - Юрик бултыхнул ногами и выбрался на берег.
- Знаешь что, - помедлив, сказал Ромка, - все-таки мы поздновато родились. Вот мне скоро будет тринадцать лет. Во время войны такие, как я, уже воевали... Помнишь книжку "Сын полка"? Я бы тоже мог разведчиком быть! Не то, что теперь - сиди и придумывай разные приключения. И выдумать-то нечего. Ведь деревня - деревня и есть... - Ромка безнадежно махнул рукой. - Еще бы в Сибири жить - это да! Как Генка Пыжов, первый житель Братска. Читал? Прочти, здорово интересно!
- А я видел.
- Чего?
- Не чего, а кого. Генку видел.
- Ври!
- Эх ты!.. В клубе видел, по телевизору для детей показывали, понял?
- А, так бы и сказал... Ну, и как?
- Так себе. - Юрик недовольно хмыкнул. - Вот кино "Любой ценой" - это да! Знаешь, как двое пацанов секретные сведения через фронт к нашим несли. Вот, действительно подвиг совершили.
- Ага! А я что говорил?! Это ведь когда было, знаешь? -Ромка   торжествовал. - А теперь? Вот сидим и ждем, когда воду привезут. Тоже героическое дело...
Юрик промолчал. Ну что тут скажешь? Водовозы они и больше ничего. А что поделаешь? Бригадир комбайнеров Семен Евсеич специально назначил Юрика. Так и сказал: "На Юрку я надеюсь. Он обеспечит". Вот и обеспечивай, жарься, потей и вздыхай... 
За пышными зарослями прибрежных ив послышался скрип колес. Ромка встал.
- Едет! Подгоняй лодку ближе.
Из-за кустов показался серый мерин, впряженный в телегу. На подстилке из сена в телеге восседала Наташа. Она крепко держала вожжи и чмокала губами. За ее спиной поблескивал алюминиевый бидон из-под молока.
- Тпру!.. Стой, вислоухий!..
Мерин недовольно махнул хвостом и остановился. Наташа спрыгнула на землю.
- Снимайте бидон!
Бидон, наполненный водой, был тяжеловат, и ребята пыхтели, стаскивая его с повозки. Наташа изо всех сил помогала приятелям.
- Так, хорошо!.. А теперь к лодке давайте! - командовал Ромка.
Бидон оттащили вниз и кое-как взвалили в лодку. Наташа вернулась к телеге, а Юрик, вооружившись шестом, стал на корме плоскодонки.                        
- Команда, по местам!.. Даю первый гудок! Убрать сходни!.. - Ромка забрался на скамейку.                           
- Полный вперед!
Юрик оттолкнулся шестом, и плоскодонка, покачиваясь с борта на борт, повернула нос к противоположному берегу. Весело зашлепали о дощатые борта волны, еще сильнее заколебались желтые кувшинки.   
И что с того, что у ребят под ногами было не корабельное, а лодочное, давно не конопаченное днище? Забыв о недавних вздохах, ребята чувствовали себя заправскими морскими волками, плывущими в неоглядную океанскую даль. Вот он, корабль, с гордо поднятыми парусами, плывущий навстречу приключениям!..
А приключение не заставило себя ждать. На самой середине реки лодка покачнулась от неверного движения Юрика и черпнула воду левым бортом.               
- Тихо там, на баке! - Ромка, соскочил со скамьи. -Свистать всех наверх! Полундра! - Он бросился к правому борту, и... медленно, медленно, словно нехотя, лодка накренилась на правый борт и начала переворачиваться.                     
- Ой!.. - взвизгнул Ромка и ухнул в реку. Вслед за ним с криком шлепнулся выпустивший из рук шест Юрик.          
А через минуту лодка уже покойно колыхалась на легонькой волне, подставив солнцу зеленевшее днище.
Бидон ушел на дно.
Загребая левой рукой, Юрик подплыл к плоскодонке и оглянулся. С Ромкой происходило что-то непонятное. Он булькал, бил по воде ногами и то и дело погружался с головой.
- Неужели тонет? - подумал Юрик и похолодел. Сразу вспомнились рассказы о том, как утопающие хватают спасателей и тянут их за собой на дно. Неужто тонет?
- И впрямь! Надо спасать! - Юрик оттолкнулся от лодки и подплыл к исчезнувшему на миг Ромке. Едва его макушка показалась из воды, как Юрикова рука вцепилась в мокрые волосы.
- Ой, ой, - завопил Ромка и начал отбиваться. Но не тут-то было! Юрик крепко держался за волосы и, повернувшись на спину, тянул за собой Ромку.
- Да брось ты! Больно! - захлебываясь, пытался кричать Ромка. - Утопи-шь-о-оо!
Спаситель молча тянул буйствующего приятеля. С берега прыгнула Наташа - она бросилась на выручку Юрику. Обоюдными усилиями они доставили Ромку на мелководье и остановились отдышаться. Но едва они отпустили его, Ромка, как петух, налетел на Юрика, ткнул его в бок кулаком, и Юрик, подняв фонтан брызг, упал.
Дурак! Дураки! - неистовствовал Ромка, чуть не плача. - Я же не тонул! Я нырял за бидоном, олухи вы этакие! За что ты мне в волосы, как клещ, вцепился, а? - вновь подступил он к Юрику. - Повыдрал - смотри, пожалуйста! Теперь лысина будет!
Наташа, отойдя в сторонку, взмахнула руками и захохотала. Юрик, смущенный таким оборотом дела, молча потирал бок. Но, представив себе толстощекого Ромку с лысиной в полголовы, тоже не выдержал и усмехнулся. А Ромка умолк и округлившимися глазами посмотрел на друга. - И он еще смеется, а? Ну, раз так... - И, засопев от обиды, капитан перевернувшегося фрегата молча полез на берег. Юрик проводил его глазами и вдруг ужаснулся. А бидон? А лодка? Что теперь Евсеичу говорить? И он бросился вслед за Ромкой.
- Погоди, Рома... Я не нарочно. Я же не думал. Мне показалось, что ты тонешь. Понял? Ну, я виноват, понимаешь? - Юрик чуть не плакал, сознавая, сколько бед натворил он. - Прости, Ромк, а?..
Эх, что значит - сердце настоящего друга! И какую обиду не вынесет оно ради дружбы? И Ромкино сердце тоже не было каменным. Поглаживая голову, он остановился.
- Не подлизывайся, - буркнул он более миролюбивым голосом.                   
- Да разве я... - Обрадованный Юрик затанцевал вокруг Ромки. - Хочешь, я тебе индийскую марку отдам, а? Ту самую, что у Наташки выменял?..
Ромка вытер нос.
- Ладно... Я не вредный. Я за волосы никого не таскаю...
Недоразумение было улажено. Через минуту ребята подобрались к плоскодонке и подогнали ее к раките. Здесь они перевернули плоскодонку и вылили воду. Юрику пришлось еще раз - за шестом. А затем они уже втроем обсуждали, как извлечь утонувший бидон. Единственный способ, который предложил Ромка, - был следующий: нырять вдвоем, поднять бидон к поверхности, с тем, чтобы Наташа могла его удержать. На том и решили.
Вновь лодка отправилась к середине реки. Правда, на этот раз без гудка и команды - не до них было.
Течение почти не ощущалось, и поэтому плоскодонка недвижимо покачивалась на месте. Набрав побольше воздуха, ребята одновременно нырнули. Сначала в воде было светло, но затем наступили сумерки. Перед носом Юрика медленно проплыл колючий окунь. Он вильнул хвостом - и исчез, видимо, недовольный непрошеными гостями.
Чувствуя, как бьется в висках кровь, Юрик наугад тыкал во все стороны руками. Раз он угодил во что-то мягкое и тотчас же почувствовал, как его кто-то лягнул. Воздуха не хватило, и Юрик, оттолкнувшись ногами, пошел вверх...
- Ффу... - открыв, подобно рыбе, рот, начал отдуваться он, держась за борт лодки. - Я его не нашел!..
Забурлила вода, и из нее показалась круглая Ромкина голова с широко раскрытыми глазами. Уцепившись за лодку, Ромка несколько минут усиленно хватал ртом воздух. Отдышавшись, Ромка покачал головой.
- Это ты меня кулаком двинул? Чу-дак!.. - Бидон-то на боку лежит. Я его ставил стоймя, а ты на - в бок! Ладно, мне не больно. В воде не то, что на воздухе. Теперь мы его наверх потянем. Дай отдышусь как следует...
И вот они опять на дне у бидона. В воде он легкий, кажется, сам идет кверху. Но стоило ребятам оттолкнуться от дна, как этот легкий бидон, подобно якорю, увлекал их обратно. Трижды пытались водолазы извлечь его из реки - и трижды им приходилось отступать.
- Что теперь делать, а? Он, проклятущий, никак не поддается. Вот задача! - Юрик горестно вздохнул и, вспомнив Евсеича, комбайнеров, которые ждут воду, загрустил. Увы, Ромка также не мог предложить ничего другого.
- Ребята, - вдруг сказала Наташа. - Бидон-то водой налит и закрыт, правда?
- Тоже вопрос... Конечно! - хмуро ответил Юрик. - Воду из него не выльешь ведь. Кругом вода.
- А если открыть крышку, перевернуть бидон вверх дном и толкать его так? Вода-то будет постепенно уходить.
- Верно!.. - перебил Наташу просиявший Ромка. - Наташа, давай вожжи! Мы обвяжем бидон и потянем кверху. Так легче из воды тащить.
Опять пришлось возвращаться к берегу. Вислоухий мерин безучастно оглядел ребят и захрумкал сочную траву. Пусть берут вожжи, какое ему дело! И вновь пошли на дно водолазы. Опутав бидон, вынырнули и, забравшись в лодку, устроились на корме.
- Давай! Тянем!
Медленно, нехотя поднимался бидон. Лодка кренилась, и Наташе пришлось перейти на нос - для равновесия. Лодка словно присела, готовясь к прыжку.
- Вот он, голубчик! Ура!
Алюминиевый бок бидона заблестел на солнце. Еще несколько усилий - и он в лодке.
- Ффу, до чего жарко! - Юрик вытер лицо и засмеялся:
- А здорово, правда?
- Здорово, конечно! - Ромка тоже был счастлив. И только Наташа недовольно подняла бровки.
- Ну, ну, для вас все хорошо. А мне снова ехать к колодцу. А из-за чего? Из-за вашей глупости!
Ах, Наташа, Наташа!.. Ничего-то ты не понимаешь в мальчишках. Напрасно ты на них сердишься! Видишь, какие они - вытащили бидон на берег, впрягли серого и сами вскочили в телегу.
- Н-о, Серый! - крутнул над головой вожжами Юрик. - Вперед! Рысью, марш! Н-но!..
И когда усталые, запыленные комбайнеры пили и умывались студеной родниковой водой, они не подозревали, что случилось. И вообще, никто бы этого не знал, если бы я не решил рассказать об этом маленьком приключении.

 

Биография Е. А. Зиборова, подготовленная Н. М. Кирилловской, перепечатана из справочника "Писатели Орловского края: Библиографический словарь". - Орел, 1981.
Главы из повести для детей приводятся по след. изд.:
Зиборов Е. Жаркое лето. - Тула, 1965.

 

Начало главы

Василий Михайлович Катанов

Подснежник
Прилетели в сад сороки,
Снег ручьями зажурчал,
Встал подснежник на припеке,
Головою покачал.

Призадумался немножко
На высоком бережку
И в зеленые ладошки
Взял по белому снежку.

"Что случилось? - грач гадает;
Лед уходит по реке,
А снежок никак не тает
У подснежника в руке?"

Озеро
Весна все разморозила,
Колышется вода.
Заря глядит на озеро,
Светла и молода.

У чаек - праздник на волне:
Плывут,
плывут,
качаются...
И звезды с рыбками на дне
По вечерам встречаются.

 

Аист
Головой воды касаясь,
По болоту ходит аист,
Ищет свои обед:
Квакнет
или нет?

 

Жаворонок
Целый день над головой -
Колокольчик полевой.
Тесен луг ему и лес,
Знай, звенит среди небес.

Вьется крохотный комочек,
Не боится ничего.
В каждом перышке звоночек
Так и бьется у него.

 

Грибы
Трава, умытая дождем,
Блестит и ниже клонится.
А мы грибы искать идем,
Они от нас хоронятся.

Шумят березы и дубы,
Цветами пахнет сладко.
Молчат грибы,
Весь день грибы
Играют с нами в прятки.

 

Крапива
В канаве крапива,
В канаве крапива,
Стоит одинока,
Стоит молчаливо.

Она лишь кусаться
Да злиться умеет.
Легко догадаться -
Друзей не имеет.

 

Ссора
У Олежки с Ваней ссора.
Ох, помирятся не скоро!
По углам они сидят
Друг на друга не глядят.

Мать оставила дела,
Их обедать позвала.
Вот за стол ребята сели
И обиду с кашей съели.

 

Кочаны
В огороде кочаны
Вот такой величины
Наливаются.
Дед Мороз надел тулуп,
К кочанам ступ-хруп
Подбирается.

Заморозить их хотел,
Весь от злости побелел,
Ничего не вышло.
Кочаны в ночи лежат
Вроде белых медвежат
И рычат чуть слышно.

 

Гора
Как у нашего двора
За ночь выросла гора.
И на лыжах - эх!
И на санках - ух!
Разгоняются ребята
И несутся
Во весь дух.

А стемнеет -
Сразу тихо
Станет около двора.
Как огромная слониха,
Спит,
Умаялась гора.

 

Галка
Галка сильно заболела
И, забыв свою семью,
Через форточку влетела
Прямо в комнату мою.

Стало очень галку жалко,
Накормил я булкой галку,
Уложил ее в кровать
И оставил ночевать.
А потом ее лечил,
Разговаривать учил.
А теперь она чуть свет
Мне кричит:
"Привет!
Прривет!"

 

Печатается по след. изд.:
Катанов В. М. Скворцы прилетели: Стихи и рассказы. - Тула: Приокское книжное изд-во, 1991.

 

Начало главы

Александр Иванович Лысенко

Лысенко Александр Иванович родился в 1951 году в селе Назарово Красноярского края. Детские годы прошли в шахтерском городе Экибастуз, который находится в Павлодарской области Казахстана. В Орел приехал в 1965 году, где по окончании школы поступил в педагогический институт на физико-математический факультет. Служба в армии на острове Сахалин, работа секретарем райкома комсомола, преподавателем математики и пения, ответственным работником административных органов помогли впоследствии руководить таким сложнейшим организмом, как областной драматический театр им. И. С. Тургенева. С 1990 года, совместно с драматургом Леонидом Моисеевым, возглавлявшим Орловскую писательскую организацию, создали издательство "Вешние воды".
С 1975 года вышли в свет статьи, рассказы, стихи в газетах "Орловский комсомолец", "Утро Родины", "Орловская правда", "Просторы России". Участие в сборнике молодых писателей "Дар", соавторство в книгах "Популярная эргономика", "Почетные граждане города Орла", авторские книги "История завода имени Медведева", "Неутомимый труженик" - результат последних семи лет творческой работы.

 

* * *
Мальчишка читает Дюма
Потише! Мальчишка читает Дюма,
Ему не до пищи, ему не до сна,
Смотрите, как в строчки вонзились глаза!
В них радость и ненависть, гнев и слеза.

Какие уроки! Какая прогулка?!
Лишь сердце стучит возбужденно и гулко.
Теперь это сердце героя романа,
Лишенное лести, фальши обмана.

Каким благородством сияет лицо -
Гордость друзей и гроза подлецов!
Мысленно шпагу сжимает рука,
Враг отступает, расплата близка.

Ночь пролетела, алеет рассвет,
Бледным от лампы становится свет.
Щечкой прижавшись к последней странице,
Дремлет мальчишка, и что ему снится?

 

Облачко (дочке)
Облачко пушистое,
Нежно-золотистое,
Мягко по небу плывет
И меня с собой зовет.

Я за облаком бегу,
Но угнаться не могу,
До пригорка добежала,
Ему ручкой помахала.

 

Качели
Лихо петли заскрипели,
Лена села на качели,
Раскачалась что есть духу,
Испугала даже муху.

Щеки пышно раздувает
И как ласточка, летает.
Не боится ничего -
Дразнит деда своего.

 

Миг отдыха
Как хорошо, что я свернул сюда,
Где поют птицы и журчит вода,
И можно сесть, к березе прислонясь,
Закрыть глаза и наслаждаться всласть.

Покоем леса, солнца теплотой,
Ерша зеленый чуб травы густой,
Про сложность важных дел забыть на миг,
Кукушкин голос вкладывая в стих.

 

Подборка стихов А. И. Лысенко приводится по след. изд.:
Дар. Стихи и рассказы молодых писателей Орловщины. - Орел: Вешние воды, 1993.

 

Начало главы

Неутомимый труженик
(Отрывки из книги)
Трамвай пошел!

Да-да, не удивляйтесь, я - орловский трамвай, ровно 100 лет назад я появился в славном старинном русском городе Орле.
Мое появление вызвало такой огромный интерес, что, поверьте, он был ничуть не меньше, чем появление позднее первого самолета, первой ракеты или первого космического корабля. Вот об этом я и хочу вам рассказать.
Моя родина - Бельгия. Сразу, как только я появился на свет, меня отправили далеко-далеко. Платформы, корабли, паромы - на чем меня только ни везли, пока не очутился в этом городе, в центре России. Совсем немного мне пришлось услышать рассказов от моей матушки - ее звали "конкой", и люди ее очень любили. Но она не была так легка и быстра, как я, и не пользовалась при движении электричеством. Миллионы людей в цивилизованном мире пользовались ею, называя конкой, хотя название "трамвай" к моему появлению уже было известно. Оно пришло к нам из Англии. И постепенно весь мир привык к этому названию. По рассказам, матушка появилась еще в 1828 году в США, в Балтиморе. Потом в 1832 г. в Нью-Йорке, в 1834 г. - в Париже и в 1863-м - в России.
Первая конно-трамвайная линия в Санкт-Петербурге проходила от Николаевского вокзала до Дворцовой площади и была открыта 27 августа 1863 года, но это был не тот трамвай, который всем нам знаком сегодня.... В те времена во всем мире было достаточно лошадей и мулов, корма хватало. Невысокая скорость позволяла удобно перевозить множество предметов и людей, используя старые платформы, повозки и тележки, лишь бы катились по рельсам.
В нашей крестьянской России лошадь вполне могла соперничать с паровозом. Действительно, была оправдана поговорка: "Тише едешь - дальше будешь". Конку приняли вначале с опасением. Но позднее Городская дума Санкт-Петербурга оценила выгоду этого вида транспорта.
Конечно, были и несчастные случаи с извозчиками, опрокидывание пролеток, карет, ушибы и сотрясения как пассажиров, так и зевак, но прогресс есть прогресс. В первый же год, когда перевезли полтора миллиона пассажиров, все почувствовали удобство перемещения по городу. А если посчитать, что каждая поездка приносила ощутимый пятачок (не наш, сегодняшний!), то становилась понятной и выгодность нового вида "транспорта".
Было немало проблем с рельсами: их надо было объезжать, пересекать, проезжать мостовые. С появлением трамвайных путей движение транспорта стало точнее, ритмичнее. Постепенно исчезали извозчики, повозки, кареты. Уличной железной дорогой прозвали конку вначале в Америке и в Германии, а в России она прижилась как конная железная дорога.
В первое время рельсы пытались устроить у тротуаров, потом поняли, что так сразу затруднится въезд во дворы, остановится другой транспорт. Зеваки-пешеходы лезли под колеса. Оставалось одно: расположить линию рельс посередине улицы, а для безопасности пассажиров двери сделать в задней стенке, чтобы люди не попадали ни под какие другие виды транспорта, что при малом движении было разумно.
Одним из последних достижений моей матушки можно назвать создание в Петербурге чистительного вагончика, к которому прикреплялись шесть метелок. Они расчищали трамвайный путь. И еще на своем веку успела она даже использовать электричество, т. е. внутри находился генератор для освещения вагона.
Но вернемся к нашему Орлу. В своей далекой Бельгии я с радостью воспринял это удивительное русское название "Орел". И во время своего путешествия я рисовал уже картины незнакомого восточного города, который должен стать мне родным.
Прибыв на место, я узнал много интересных подробностей, предшествующих моему появлению. Больше двадцати лет власти города спорили о необходимости конного трамвая в Орле, приводились различные доводы в поддержку конки. А пока спорили, конка безнадежно устарела: электрический трамвай все более завоевывал цивилизованный мир. В ноябре 1895 года между властями Орла и господином Ф. Ф. Гильоном был подписан договор о постройке и эксплуатации в Орле электрического трамвая и освещения города. А через три года в городе появился Я. После долгих споров (за приоритет появления трамвая боролись три зарубежные фирмы) победила бельгийская фирма во главе с Ф. Ф. Гильоном, заинтересовав городские власти прибыльностью своего проекта - 15 тыс. рублей под залог и поступление "живых" денег от пассажиров.
В 1897 году стали приходить первые строительные материалы, и началась сооружаться электростанция. В мае 1898 г. принялись укладывать трамвайные пути, а в октябре был дан первый пробный рейс.
3 ноября (15 ноября по новому стилю) 1898 г. в Орле наконец-то состоялось торжественное открытие электрического трамвая. Трамвай пошел!
Впрочем, предоставим слово газетам того времени.
"Московские ведомости" писали уже 4 ноября 1898 г.:
"Сегодня, после молебствия, в присутствии губернатора А. Н. Трубникова, городского головы, дворянства, земства и гласных города открыты электрический трамвай и электрическое освещение. Город очень оживился". (Московские ведомости. - 1898. - 4 ноября.)
Более развернутое сообщение о пуске трамвая в Орле "Московские ведомости" дали через несколько дней:
"3 ноября состоялось торжественное открытие электрического трамвая в присутствии представителей местных общественных и правительственных учреждений, имевших во главе начальника губернии А. Н. Трубникова. Торжество началось благодарственным молебствием в помещении машинного отделения его мастерских, очень изящно украшенных флагами национальных русских цветов, коврами и тропическими растениями; перед началом молебствия ректором духовной семинарии, протоиереем В. И. Сахаровым произнесена была приветственная речь, характеризующая значение для благосостояния Орла устройства трамвая. По окончании молебствия духовенство, начальник губернии и прочие гости обошли все помещения; духовенство окропляло их святою водою. После этого начальник губернии, духовенство и некоторые из начальствующих лиц и главные представители "Общества трамвая" гг. Гильон, Розенталь и инженер-строитель г. Шульгин поместились в первом из приготовленных для гостей вагонов, разукрашенных русскими флагами, и начальник губернии, объявив движение трамвая открытым, сказал: "С Богом, в путь!" Всю дорогу духовенство окропляло путь святою водой. В остальных вагонах разместились прочие гости, которые были приглашены правлением "Общества" в Купеческий клуб по русскому обычаю откушать хлеба-соли. Начальник губернии с духовенством проехал по всей линии.
Первый тост за обедом провозгласил начальник губернии за Государя Императора. Зал огласился долго несмолкаемым "ура!" Были провозглашены тосты за начальника губернии, городского голову Н. И. Чибисова, губернского предводителя дворянства М. А. Стаховича, представителей "Общества трамвая" и вообще за весь его состав, за инженера Шульгина и многих других. Немало было сказано речей. За начальника губернии был предложен еще тост, как за человека безгранично отдающегося всей душой развитию Орловской губернии, которая А. Н. Трубникову обязана многими своими улучшениями, к их числу следует отнести и трамвай.
На другой день открылось пассажирское движение трамвая, вагоны были переполнены, не доставало мест. Принимавшая особая комиссия все учреждения трамвая нашла безукоризненными". (Московские ведомости. - 1898. - 7 ноября.)
<...> В первый день было перевезено около 12 тысяч пассажиров, а выручка составила 600 рублей. В последующие дни на линию стали выпускаться 17 моторных и 10 прицепных летних вагонов. Выручка в день составляла по выходным дням до 40 рублей на вагон. Всего с 4 по 10 ноября доход трамвая достиг 3500 рублей. С 17 ноября стали продаваться абонементные книжки на 10 билетов со скидкой в 20 процентов для 5-копеечных и 25 процентов - для 8-копеечных. Вагоновожатые и кондукторы в первое время работали с 7 часов утра до 11 часов вечера с небольшим обеденным перерывом. За каждый день работы общество платило им по 90 копеек.
Особую мою гордость составило то, что я, орловский трамвай, стал восьмым по счету в Российской империи.
Конечно, после торжественного открытия начались рабочие будни. Стали возникать новые и новые проблемы, связанные с моим появлением: то сказалось отсутствие крытых остановок, отчего пассажиры страдали от любых капризов природы; то забастовали извозчики, которые в первые же недели, оставшись без клиентов, лишились почти всех своих доходов. На их долю теперь оставалась только ночь, когда я отдыхал. А сколько аварий стало происходить во время моих поездок?!
Так как время было холодное, а трамвайное общество забыло построить "ожидалки" для пассажиров, многие жители стали жаловаться на их отсутствие, и "Общество" было вынуждено в начале 1899 г. приступить к постройке первого такого павильона на Ильинке.
Обратимся опять к газетам:
"Третьего дня за Московскими воротами, незадолго перед проездом трамвая, неизвестно кем были положены на рельсы две петарды. Когда вагон наехал на них, то произошел разрыв их и сильный выстрел, перепугавший всех пассажиров. Многие бросились из вагона... Дело скоро объяснилось и успокоенные пассажиры продолжали путь". (Орловский вестникъ. - 1898. - 8 ноября.)
"Вчера на Болховской... один из пассажиров высунулся головою с площадки вагона и смотрел в зад ведущего вагона. В это время вагон проезжал мимо столба, о который высунувшийся так ударился, что сделал большой ушиб головы, вследствие чего у него случилось сильное кровоизлияние. Ушибленный отправлен в богоугодное заведение". (Орловский вестникъ. - 1898. - 9 ноября.)
"Вчера в одном из вагонов трамвая... один из пассажиров, ехавший со своею семьею от Думы на Болховскую улицу, вынул кошелек и, взяв оттуда 20 копеек, положил его обратно в карман пальто. Когда он получал билеты, около него стоял какой-то неизвестный ему человек, который тут же и слез. Купив билет, г-н Т. хотел положить сдачу в кошелек, но его уже не оказалось в кармане. Кошелек с лежащими в нем 130 р. был ловко и моментально выхвачен". (Орловский вестникъ. - 1898. - 9 ноября.)
"18 ноября, вечером, часов в 7-8 при подъеме на Очный мост налетевшим вагоном была разбита извозчичья пролетка. Извозчик направлялся от магазина Калашникова. Несмотря на предупредительные знаки, он захотел переехать линию трамвая, но лошадь заупрямилась и пролетка попала под вагон. Поломаны рессоры и некоторое другие части экипажа". (Там же, 21 ноября.)
"Выпавший вчера к утру маленький снег, покрыв тонким слоем линию трамвая, не дал возможность открыть движение трамвая в узаконенное время. С 8 часов утра начали только очищать этот снег и притом с таким малым количеством рабочих, что движение не могло быть на некоторых улицах до 11 часов. Вагоны скучивались в некоторых местах по 7-8 штук и стояли гуськом". (Орловский вестникъ. - 1899. - 6 января.)
"Третьего дня, в 11 часов ночи, на Московской улице, в месте, где находится стрелка для перевода вагонов на линию по направлению в депо... с вокзала ехал вагон, которому, прежде чем кончить свою работу, нужно было еще свести пассажиров на Ильинку. В это же время с Ильинки ехал другой пустой вагон, с целью дойти до переходной стрелки и повернуть в депо. Когда оба вагона на полном ходу подошли к стрелке, то вагон, шедший с вокзала, совершенно неожиданно для вагоновожатого, повернул со своего должного пути и быстро перешел на другую линию. Произошло столкновение. Сильно повреждены буфера, навесы. Один из ехавших пассажиров получил рану на голове с большим кровоизлиянием и был отправлен в богоугодное заведение". (Орловский вестникъ. - 1899. - 6 февраля.)
Однако вернусь к тому, как интересно мне было ездить по славному Орлу.
Никогда не забуду свое первое путешествие от вокзала до кадетского корпуса. Спускаясь от красивейшего здания вокзала по улице Московской, я проезжал мимо Московских ворот, поставленных в честь Великой Екатерины. Справа находился знаменитый завод братьев Кале. А слева красиво возвышалась Воздвиженская церковь, где всегда находилось много экипажей и пролеток благочестивых прихожан. Сразу же за домом Шереметевых находился штаб Черниговского полка, откуда доносились звуки духового оркестра, короткие четкие команды и топот солдатских сапог. И тут же, с другой стороны улицы, облагораживал своим видом дом купца Апполонова. Следом начиналась Ильинка, которую украшала часовня Святого Александра Невского, и справа, у Мариинского моста, стояла величественная Покровская церковь.
Проезжая по Мариинскому мосту, украшенному стальными кружевами, я въезжал в Торговые ряды, которые обычно гудели, как пчелиный улей от людского гомона, ржания лошадей и стука деревянных колес. У здания Городской думы меня всегда поджидала толпа чиновников, спешащих подняться по Болховской до присутственных мест.
Александровский мост отличался другими звуками, как мне казалось, более нежными, и я въезжал на подъем по Болховской, не уставая любоваться особой красотой невысоких домов этой улицы. Мимо окон проплывали Введенская церковь, Георгиевская церковь, у Северного банка я поворачивал на Садовую улицу вдоль Николаевской женской гимназии, присутственных мест и до поворота к Петропавловскому собору и кадетскому корпусу. Там, у богоугодных заведений, я переводил дух... Другая линия шла по Новосильской улице, собирая пассажиров окраины Орла и студентов духовной семинарии.
Подъезжая к знакомой уже Ильинке, следуя через Мариинский мост и Торговые ряды, я выезжал на Кромскую улицу, которая мне казалась такой широкой и нарядной, что я с большим удовольствием доезжал до Кромской площади и отдыхал, любуясь Смоленской церковью.
Жизнь города мне была очень интересна. Ранним утром в меня торопился сесть рабочий люд, желавший прибыть в пункт назначения вовремя, поэтому часто все толкались, нервничали, очень сердились, когда я запаздывал хоть на минуту. Ближе к полудню садились неспешащие горожане, праздные барышни и господа, которые жалели тратиться на извозчика, поэтому весело озирались, стараясь не попасть на глаза близким знакомым. Сколько хлопот мне доставляли их шляпки, длинные юбки, цеплявшиеся за любой предмет и нетерпеливые заскакивания и соскакивания с моей платформы, отчего случались и травмы.
Сразу оценили мое преимущество пассажиры с разными тяжестями. За какой-то пятачок можно было ехать с мешками и сумками, набитыми всякой всячиной из магазинов и базара, славившихся на всю Россию своим богатым выбором. Я ощущал большое разнообразие жизни во всех частях города Орла. Загрузив разношерстных пассажиров, отягощенных вещами на вокзале, чувствовал промасленность рабочей одежды и слушал громкие разговоры рабочих завода Кале, затем смотрел на чопорность и показуху пассажиров в центре города, где каждый являл себя в наилучшей одежде и напускными манерами приличия, противоположные картины в соседских улицах - Карачевской, Пушкарной и Посадских, где из трактиров вываливались опьяневшие мужики, громко орали и дрались по малейшему поводу и без него, а простоволосые, в домашних платьях, их бабы старались поскорее растащить своих избранников подальше от греха и городового. Внешнее благопристойное и тихое поведение студентов духовной семинарии на Новосильской пробивала молодость и неукротимая энергия семинаристов, безудержная болтовня о красотах жизни, женщинах и прочих мирских радостях под шуршание темных тканей их ряс. Изысканные движения слушателей кадетского корпуса, особенно в присутствии молоденьких и красивых пассажирок, изредка прерывались негромкими стонами больных, сопровождаемых родственниками или знакомыми в богоугодные заведения.
Первый трамвайный павильон на Ильинке стал очень удобным местом для горожан. В любую непогоду пассажиры могли посидеть поговорить, а потом не спеша сесть в любой из моих вагонов.
Прошел всего год, и ко мне так привыкли, что будто я возил орловцев со времен Ивана Грозного. И появившийся в Орле автомобиль нисколько меня не расстроил, а наоборот, обрадовал: гораздо лучше смотрелся веселый шофер за рулем пыхтящего дракона на резиновых колесах, чем злые и угрюмые извозчики, так и не простившие мне то, что я отнял у них основных клиентов. Конечно, я чувствовал, что очень трудно единичным автомобильчикам конкурировать со мной, только в первый день перевезшим двенадцать тысяч горожан.

 

Отрывки приводятся по след. изд.:
Лысенко А. Неутомимый труженик. - Орел: Вешние воды, 1998.

 

Начало главы

Вадим Геннадьевич Еремин

Мои игрушки
У меня игрушек много,
Наберется целый воз.
Есть железная дорога,
Все вагоны без колес.
Ест военная машина
Без кабины и борта.
Есть безносый Буратино,
Хвост и лапы от кота.

Говорят мне:
- Больше хлама
В нашем доме не копи...
Но прошу я маму:
- Мама!
- Что-нибудь еще купи...

 

Умывание
Я умыл лицо под краном,
Очень долго вытирал.
И теперь я стал румяным,
Словно только что
Соврал.

 

На прогулке
Вдоль овражка
Шла фуражка,
Две косынки,
Три корзинки.
А за ними
Шла упрямо
Белоснежная панама.

После драки
Три собаки
После драки,
Чтобы скуку разогнать,
Стали драку вспоминать.
Так навспоминались,
Что опять подрались.

 

Лыжник
Лыжи разъезжаются,
Палки разбегаются.
Горки приближаются
И меня пугаются.

 

Обиды
Котенок обидел мышонка,
Щенок обидел котенка,
Теленок обидел щенка.
Увидела это Аленка,
И, строго взглянув на теленка,
Потом на щенка и котенка,
Мышонку дала молока.

 

Игра
Целый час
Сижу я в кадке,
Это мы играем
В прятки.

 

Магазин
Мы играем в магазин,
Продается
Мандарин.
Я купил четыре дольки,
Продаю их снова Кольке.
Говорит он мне:
- Смотри,
Почему их только три?

 

Молчун
Сидит Угу
На берегу.
- Сидишь?
- Угу.
- Давно?
- Угу.
Изогнута дугою
Река перед Угою.
И вышли для просушки
Лупастые
Угушки.

 

Печатается по след. изд.:
Еремин В. Г. Если я с крыльца шагну: Стихи. - Орел: Вешние воды, 1996.

 

Начало главы

Иван Григорьевич Подсвиров

Родился в станице Кардоникской, на Ставрополье, в 1939 году. Окончил Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова. Много лет жил и работал в Орле - в газетах "Орловский комсомолец" и "Орловская правда", был ответственным секретарем Орловской писательской организации (1981-1982 гг.), затем - специальным корреспондентом "Советской России", "Правды", "Российской газеты", заместителем главного редактора "Подмосковных известий".
Член Союза писателей с 1973 года. Автор многих книг, выходивших в Москве и Туле. Среди них - сборники повестей и рассказов "Танец на белом камне", "Шаги к перевалу", "Сто лет любви", "Завтра - первое сентября", "Погоня за дождем", "Касатка", "Не было печали", роман "Красные журавли", книга публицистики "Орловский характер" и другие. Лауреат Пушкинской премии Московской писательской организации СП России (1996 г.). В настоящее время живет и работает в Москве.

 

* * *
Заячий хлеб
Когда я был совсем маленьким, шла война с Германией, и люди голодали. По праздникам бабушка давала мне кусочек макухи, и я испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, держа его обеими руками и быстро грызя - так белка разгрызает свой орех, не выпуская его из лапок. Ах, вы не знаете, что такое макуха... Это жмых, точнее, остатки подсолнечных семян - отжатые и растертые зернышки, вместе с шелухою сбитые в одну густую массу. На маслобойне сначала из семечек выдавливают светлое, как янтарь, душистое масло, а потом из отходов делают круги горячей макухи. Постепенно она затвердевает в камень, и не каждому, тем более бабушке, такая "халва" по зубам. Но у меня были зубы острые, крепкие, я не боялся их сломать и крошил макуху с удовольствием.
Масло у нас давно кончилось, после не стало и макухи, и по праздникам мне уже давали хлеб с отрубями. Я не знаю, из чего, из какой муки его выпекали, но есть такой хлеб было невозможно, он горчил ольховой корой и еловыми шишками. Понятно, я хотел от него избавиться и тайком куда-нибудь выкинуть, а если это не удавалось, ел через силу, подчиняясь уговорам матери. Бабушка сострадательно смотрела на меня и вытирала глаза белым платком. Иногда она говорила: "У нас в Рязани, у Сениных, когда я тоже была маленькой, и не такой хлеб едали - с лебедой!.." Я слушал и удивлялся восковой бледности ее заострившегося лица, прозрачной коже ласковых рук. При мне она никогда не ела ни макухи, ни этого горького хлеба. Позднее, повзрослев, я начал догадываться, что моя бабушка питалась, как Божья птичка, неизвестно чем, может быть, одним воздухом, и все лучшее приберегала для меня. Мир ее праху! Она умерла после войны и покоится на кладбище, среди кустов старой сирени, а я вот живу и здравствую - чтобы в суете земной вспоминать о ней.
Однажды в конце зимы мать сказала: "Ну, теперь мы не пропадем, доживем до весны... Вот погоди немного, и с фронта вернется отец. Он тебе гостинец привезет - целую буханку хлеба!"
И я стал ждать отца.
Все чаще выходил на улицу, к нашему колодцу, залезал на деревянный сруб и смотрел в сторону площади, откуда должен был появиться отец. Мать рассказывала, что в начале войны он партизанил в брянских лесах, потом воевал под Орлом и Курском, лечился в госпитале, а сейчас направляется к Берлину. "Даст Бог, уцелеет, вернется живой, - вздыхала бабушка. - Я ему подарила иконку Божьей Матери - от пули."
С каждым днем все теплее припекало солнышко, но он не появлялся. Зато часто ко мне приходил Костик, мальчишка из соседнего двора. У Костика тяжело болел отец, поэтому их семья жила беднее нашей, и моя бабушка иногда угощала Костика то лепешкой, то макухой. Он тоже стал ждать с фронта моего отца, надеясь получить гостинец. Когда глазам надоедало всматриваться в пустынную даль, мы свешивались над колодцем и долго любовались, как там, в его заманчиво-притягательной глубине, бурлит родничок да мерцает серебристо-черная бездонная вода. Нам очень нравилось смотреть в колодец, наверное, и потому, что при молчаливом созерцании воды как-то притуплялось ощущение постоянного голода. Вообще на меня эта вода производила странное действие: она будто звала к себе, заманивала в таинственную глубину, и нередко возникало желание, почти непреодолимое, перегнуться через край сруба и нырнуть вниз головой, на самое дно. Там глубоко и покойно, можно лечь вверх лицом и смотреть оттуда, сквозь живое текучее зеркало, на небо. Но как раз в этот миг, когда уже водяной готовился встречать гостя, показывались с ведрами какой-то дед или женщина и отгоняли нас от колодца.
Надо сказать, Костик был хилый, невзрачный, с золотушным лицом, и очень невезучий мальчик. Много раз мы "выглядывали" вместе с ним отца, сидя верхом на срубе и болтая ногами, но именно в тот день, когда наконец выпала удача, Костика не оказалось рядом. Мимо шел лесничий дядя Ваня и остановился у колодца. Он доводился моей матери родным братом, год назад приехал с фронта контуженый, в бинтах, и по-прежнему ходил в солдатских галифе и в линялой гимнастерке с одной-единственной медалью на груди; поверх гимнастерки у него была накинута обыкновенная ватная фуфайка с рваными локтями. Сапоги же на нем были крепкие, хромовые и при ходьбе издавали важный начальственный скрип. Я этого скрипа немного побаивался.
Будто ветром, сдуло меня со сруба. Дядя Ваня окинул меня строгим взглядом и спросил:
- Ты чего в колодец уставился? Хочешь нырнуть на тот свет? Но там нету зайцев!
При этих словах он вынул из-за пазухи завернутую в лоскут красной материи полбуханки черного хлеба и тут же разрезал ее пополам перочинным ножом. Одну половинку протянул мне:
- А ну, принимай подарок от зайца!
Я не поверил своему счастью и стоял как вкопанный. Если бы сейчас, уже взрослым, я отыскал клад с драгоценностями скифов или египетских фараонов, то, пожалуй, это не произвело бы на меня такого впечатления, как тогда обыкновенный кусок ржаного хлеба.
- Бери, бери, - между тем торжественно говорил дядя Ваня, держа хлеб на широкой ладони. - Иду мимо Волчьих Ворот, глядь, выбегает из кустов серый зайчишка и прямо ко мне: "На, солдат, хлебца, это тебе награда за добрую службу!" И вынимает косой буханочку. Взял я заячий хлеб и думаю: отнесу домой деткам. Ешь и благодари зайца. Он еще принесет, только не балуйся, не гляди в колодец!
И, отдав гостинец, дядя Ваня погладил меня по голове и пошел своей дорогой.
Дома мы ели заячий хлеб втроем - я, бабушка и мать. Он был такой пахучий и вкусный, что я и не заметил, как управился со своей долей. Бабушка отломила немного Костику и велела отнести ему. Перепрыгивая через кювет, я упал и выронил Костикову долю. В горячке схватил ее снова, поднес ко рту - и на меня пахнуло свежим, неотразимым ржаным запахом. Не знаю, что случилось со мною, может, я ушибся при падении и плохо соображал, но кусок хлеба тут же съел. И только когда опомнился и вскочил на ноги, с ужасом понял, что совершил нечестный, непростительный поступок. Мне стало нестерпимо стыдно за себя и больно за Костика. Я прилег в кювете и заплакал.
И там же, в кювете, меня осенила спасительная мысль: я тоже, как и дядя Ваня, схожу к Волчьим Воротам, на лесную поляну, и подкараулю какого-нибудь зайца (перед заходом солнца они, говорят, перебегают дорогу и резвятся в поле). Если я понравлюсь доброму зайцу, он угостит меня хлебом. Тогда я отнесу половинку Костику, и тот не узнает о моем нехорошем поступке. Бабушка и мать тоже ни о чем не догадаются.
На следующий день, перед вечером, я подался к Волчьим Воротам - двум пологим холмам, между которыми шла гладко накатанная дорога. Спрятавшись в кустах, прилег на прошлогодней, уже просохшей траве и с замиранием сердца начал выслеживать зайцев. От голода и хмельного мартовского дыхания земли приятно кружилась голова. Надо мною, сквозь переплетения голых веток, стояли, как синий шатер, тронутые светлою позолотой небеса. Казалось, они, как и молодой ольховый лес вблизи, и освобожденная от снега земля с прелыми листьями, тоже источали весеннюю прохладу и умиротворение. Скоро я даже позабыл, зачем сюда пришел. Возможно, вздремнул или впал в блаженное созерцание, которое почему-то всегда сопутствует голоду. Но вот послышалось легкое шуршание листьев. Я очнулся и увидел ежика, который неподалеку от меня, выбравшись из кустов, деловито перебегал дорогу. Пробежит немного и остановится, потом снова побежит. Ежиков в наших местах достаточно, и я пожелал ему счастливого пути. А зайцев все-таки меньше. Их травят собаками, и косые остерегаются попадаться на глаза людям. Зачем из пугливых, невинных зайцев варят суп? Они же добрые, раздают гостинцы... Пусть я умру, но не буду есть зайчатины.
За этими размышлениями я едва не проследил, как прямо передо мною, шагах в тридцати, нежданно привстал на задние ноги и замер серенький исхудалый зайчишка. Судорожно нюхая воздух, он с беспокойством смотрел в мою сторону. Почуял, что ли, человека? Хотя я знал, что ничего плохого ему не сделаю, все же притаился. Заяц, видно, стал нервничать, все выше привставая. Позвать его и попросить хлеба? Нет, он должен сам подойти ближе. Но косой метнулся вбок и, вытянув длинные уши, задал такого стрекача, что я вскочил и закричал во весь голос: "Эй, ты, куда-а?! Дай хле-еба!"
Заяц улепетывал без оглядки и скоро исчез в лесу.
После мы приходили к Волчьим Воротам вдвоем с Костиком -сторожить зайцев. Но они почему-то не доверяли нам и обегали нас стороной. Никто из них не собирался давать нам хлеба, и однажды Костик, всхлипывая и размазывая по щекам слезы, сказал, что лесничий обманщик и что это неправда, будто зайцы приносят хорошим людям подарки. Но тут снова в своих галифе и хромовых сапогах появился в нашей хате дядя Ваня. Развернув красную материю, победно выложил на стол горбушку:
- Ешьте! Опять подарок от зайца!
Чудо из чудес. Теплый ржаной хлеб лежал перед нами, как небесная благодать, дающая силу и радость жизни. Но отчего зайцы принялись одаривать одного дядю Ваню, а не нас с Костиком? Что он сделал такое, что они полюбили его? Об этом я и спросил дядю Ваню.
- Э-э! - воскликнул он и поднял к потолку свой указательный толстый палец. - Это большой секрет. Видишь мои руки? - И он раскрыл передо мною мозолистые, грубоватые ладони. - Они умеют все: и пахать, и сеять, и плотничать... И еще я знаю одно заговоренное слово.
- Какое?
- Не торопись, вырастишь - узнаешь. Я, хлопчик, воевал и много трудился, чтобы угодить зайцам. Ты не бегай за ними, они сами к тебе придут с хлебом.
- Когда?! Это неправда!
- Нет, правда. Подрастешь, выучишься на тракториста и будешь пахать землю. Тут тебе и привалит счастье.
- Вы не тракторист, но зайцы дают вам хлеба, - возразил я, пытаясь разгадать, в чем же заключается его большой секрет. - Почему?
- А ты сам догадайся, - усмехнулся дядя Ваня.
"Куда ему догадаться, мал еще, - шепнула бабушка и выразительно посмотрела на мою мать. - Ох, горюшко горькое, жди, зайцы принесут... Он от семьи отрывает, от своего инвалидного пайка..."
Непонятны мне были слова бабушки. У взрослых свои тайны... На этот раз я сам отломил от своей доли и отнес Костику. Он совсем исхудал, ел с жадностью и все же не верил, что на свете бывает такой хлеб. Да еще от зайца!
Между тем повсюду проклюнулась, зазеленела трава-мурава, на деревьях распустились клейкие листья. Лизнешь их языком - сладкие. В затишке нашей ограды, сложенной из колючей дерезы, в солнечные дни настаивалось уютное, благостное тепло, и там особенно живо пробивалась из-под земли крапива с курчавыми резными листьями. Не страшась обжечься, я рвал их голыми руками и набивал ими карманы. А бабушка варила жидкие щи из молоденькой крапивы. В лесу и по берегам реки в помощь отощавшему народу начал быстро расти щавель, потом застрекотали над гнездами сороки, и мы с мальчишками ходили "драть" сорочиные, в крапинках, яйца и тут же выпивали их сырыми. Нехорошо разорять птичьи гнезда, но подтягивало живот и все время хотелось есть.
И все-таки весна пересилила зиму! У нас ходила стельной корова, и бабушка все чаще просыпалась по ночам и заглядывала на баз: как бы преждевременно не объявился мокрый теленок, не остыл на знобком ветерку. Она объясняла мне: "Народится теленочек, будешь есть молозиво." Это первое густое молоко... Но время шло, а теленок медлил с появлением на белый свет.
И все же он когда-то родится. С дойной коровой уже не пропадешь... А на Костиковом дворе не было коровы. Но он сказал мне, что все равно напьется молока вволюшку, "от пуза", и когда в лугах сначала высыпали желтые одуванчики, а вслед за ними загорелась золотыми чашечками куриная слепота, стал звать меня туда. В один из печальных дней, словно предчувствуя беду, бабушка не отпустила меня гулять с Костиком, и он пошел один - пить из сочных, блеклых стеблей молочая густое, липкое "молочко". Рассказывают, он весело кувыркался на траве и все время выдавливал по капле и сосал горьковатое "молочко". Он отравился, вечером его охватило жаром и точно опалило всего изнутри. Мать Костика понадеялась, что к утру жар спадет и не стала везти его в районную больницу, за девять километров. Однако на ранней зорьке, когда у нас в хате показалось на расстеленной соломе долгожданное прибавление - лобастый палевый теленок, и он сам встал на ноги, начал ходить и лизать мне щеку, - в тот час скончался Костик.
Я радовался теленку и еще не знал, что навсегда потерял своего друга. Хоронили Костика ясным днем, при обильном цветении яблонь. Больше мне ничего не запомнилось...
Вот так мы пережили трудную зиму и весну, омраченную смертью Костика. Постоянное чувство голода уже не преследовало меня столь нещадно, как раньше; жизнь менялась к лучшему. И все же одним молоком сыт не будешь, хотелось и соли, и хлеба. Поэтому я продолжал бегать к колодцу и "выглядывать" отца, но он, хотя русские уже побили немцев, все еще не возвращался с войны. Дядя Ваня тоже не приносил нам заячьего хлеба, и я думал, что косые резвятся далеко-далеко, на лесных полянах и в травянистых оврагах, и теперь им нет никакого дела до людей. Только бы косых не загрызли волки.
Между тем в нашем огороде пышным сиренево-белым цветом занялась картошка, завязывался в тугие стручки горох. По утрам я проверял, насколько выросли, вытянулись эти стручки и скоро ли их можно рвать и вылущивать зеленые горошины. Однажды, к немалому изумлению, я обнаружил под широким листом настоящий огурец с пупырышками и светло-желтым огоньком цветка. Через два дня огурец вырос вдвое, и я съел его. Почему взрослые говорят о трудном годе? Все еще нет хлеба, зато есть молоко и спешат расти огурцы. Жить можно! Я чувствовал, что живу и сам начинаю расти и наливаться силой, как огурцы и горох, посеянные бабушкой...
Отец вернулся в начале сентября, в жаркий и душный полдень, когда его меньше всего ждали. Он был, как и дядя Ваня, в галифе и гимнастерке, только на груди у него поблескивало много медалей и даже один орден. Посреди пыльной улицы он поднял меня на руки и с удивлением произнес: "Уже мужчина! Ишь, какой вырос!" А мать улыбнулась и сказала: "Так его спас заячий хлеб!"
"Заячий хлеб? - переспросил отец, прислоняясь ко мне жесткой чужой щекою. - А разве такой бывает? Вот я принес ему сдобную краюху!" - И, опустив меня, босого, на горячую пыль, он достал из мешка ломоть белого хлеба, какого я еще никогда не видел, и при всем собравшемся народе вручил мне.
С великим изумлением и смущением смотрел я то на отца, то на мягкий ноздреватый ломоть и думал, что, наверное, белый хлеб вкуснее ржаного, заячьего. Это же хлеб с войны, откуда вернулся отец, которого я тоже видел впервые в своей жизни.
Лишь позднее я догадался, что сдобный хлеб был не военный, а мирный. Просто отец купил его в городской лавке по дороге домой.

 

Рассказ приводится по след. изд.:
"Литературная Москва". - 1997. - № 2.

Начало главы

В Ливень

Любе
Шли лугом двое - мальчик и девочка. Мальчик, лет девяти, с белой, как одуванчик, головой, был в майке и штанах, закатанных до колен. Его спутница, в ситцевом пестром платьице, худенькая и проворная, порою неожиданно, со всех ног кидалась в сторону посветлевшей полоски ржи, выметавшей крупный колос, рвала там васильки и, звонко смеясь, в один дух настигала мальчика. Когда она бежала, в ее высоко поднятой руке незатухающим голубым огоньком мелькал букет. Мальчик оглядывался, задерживал шаг, внимательно из-под козырька ладони смотрел, как она мчится к нему по траве, густо окропленной ромашками, и тоже чему-то смеялся и раскидывал руки, стремясь перехватить ее и поймать на лету, как бабочку. Но девочка увертывалась, гордясь своею резвостью, своими быстрыми, легкими ногами, вдруг останавливалась и говорила:
- Ага, Миша! И не поймал меня!
- Вот захочу и поймаю, - ронял мальчик.
Собирался дождь. Из-за Шахана, большой горы с едва приметной деревянной вышкой на самой вершине, вываливались тучи, иссиза-темные, с длинными белыми полосами. Тучи росли, ворочались над горою, неспешно заволакивая небо, - и вот уже до слуха докатился гром, пока слабый, по-стариковски ворчливый. В нем еще не было твердой уверенности в себе; он будто пробовал голос и не знал, греметь ли ему или затихнуть, чтобы случайно не надорваться. И после первого раската тучи долго тянули по небу в полной тишине, в мрачноватой задумчивости, все гуще темнея и волоча тени по южному склону Шахана. Там дети часом раньше отыскивали в теплой траве разомлевшие от полдневной духоты ягоды.
Повилика у ржи слегла на землю, затаилась в предчувствии дождя, многие ее зонтики свернулись. А утром, когда дети шли к Шахану, цветы повилики, открытые солнцу и ветру, взволнованно трепетали и так свежо, резко белели, будто спорили с луговыми ромашками.
Девочка первой заметила эту перемену: куда-то подевались зонтики.
- Миша, - встревоженно сказала она и взглянула на небо, - идем быстрее. Мне страшно.
- Не бойся, - спокойно возразил мальчик. - Я же с тобой.
- Мама узнает, куда мы ходили, ругаться будет... Она у меня, знаешь, какая строгая! Бежим, Миша!
- А я скажу твоей мамке, что я смелый, - с прежним спокойствием, горделиво ответил Миша и для уверенности поддернул штаны. - Со мной не пропадешь...
С Шахана накинуло прохладным ветром. Рожь заволновалась, зашумела, пошли перекатываться по ней темные и светлые волны - то клонились и вновь поднимались колосья, играя переменчивым светом. В воздухе ощутимо запахло истомившейся землей и цветами. На реке, протекавшей в зеленых кустах куги, блеснула тусклым серебром мелкая рябь и подалась накатом к тому берегу. Солнце, покорно вплывая в находящую тучу, в последний раз коснулось лучами земли, трепетно пробежало по ржи и лугу, вспыхнуло в воде - и скрылось. И кругом сразу все померкло, ветер подул с напором, быстрыми порывами.
- Была б у меня удочка, я бы наловил тебе пескарей, - сказал мальчик. - Сейчас они хорошо будут ловиться... Знаешь что? - обрадовался он своей новой мысли, и серые его глаза живо засветились. - Айда на речку! На перекатах можно ловить руками. Только хватай!
Девочка с опаскою покосилась на тучи (теперь они, подгоняемые ветром, надвигались из-за горы темно-лиловой стеною), немного поколебалась и согласилась, доверчиво побежав вслед за Мишей к реке.
Мальчик отыскал перекат и, недолго мешкая, зашел в воду.
- А ты рви кугу! Я из нее корону тебе сплету. Будешь царицей!
Куга вдоль берега поднималась густо-зелеными кустами, и девочка, озабоченно склонившись над ними, принялась вырывать круглые и гладкие стебли и складывать их возле себя стопкой. Тем временем ее друг осторожно переступал в мелкой, по щиколотки, воде, стараясь не вспугнуть притаившихся под камнями пескарей. Он слегка приподнимал скользкий голыш, быстро сводил ладони, каждый раз надеясь, что судорожно забьется, взблеснет между ними пескарь, и он крикнет Лене: "Поймал! Поймал!" И выйдя на берег, протянет ей пескаря, и они вдвоем, присев на корточки, долго будут разглядывать маленькую рыбешку. Однако пескарей почему-то не попадалось, а тучи уже плотно затягивали небо, из края в край.
Внезапно крутолобая вершина Шахана озарилась белым, истекающим и все пронизывающим светом; на миг выступила, как видение, деревянная вышка, похожая на гигантский небесный циркуль, и тут же исчезла. Вслед за этим с оглушительным треском лопнул гром, осколки его, беспорядочно взрываясь, опережая и настигая друг друга, брызнули во все стороны - и весь Шахан утонул в клубящейся мгле... По реке стлалась нервная зыбь, вспыхивали пузырьки - то срывались с неба и ввинчивались в воду крупные капли дождя. И опять, уже совсем близко, зарокотал, ударил раскатисто гром.
- Бежим! - испуганным голосом крикнул Миша, схватил онемевшую Лену за руку, и они во весь дух помчались вдоль берега, лишь бы не оставаться на месте.
Со стороны горы прямо на них неслась и отвесно падала сизая, с багровыми всполохами туча, волоча свои темные космы и беспрерывно извергая змеистые молнии. Они прошивали ее насквозь, истекали мертвенно-бледным светом и плавились, будто подожженные корни деревьев. Но туча, несмотря на раздирающий ее огонь, ничуть не убавлялась, а, наоборот, полнилась громокипящей силой, набиралась гнева и еще больше свирепела, готовая одним сабельным взмахом расколоть и небо, и гору с циркулем.
Крепко держась за руки, дети бежали и, будто одно резвое существо, согласно перемахивали через болотные кочки, выбирая путь поровнее и посуше. В свободной руке девочки по-прежнему трепыхались голубые васильки.
В промежутке между стрельбою грома, бившего теперь одновременно со вспышками молний, они услышали тонкий, жалобный писк и остановились. В нескольких шагах от них, в сплошном наплыве куги, что-то заворочалось и вновь запищало - отчаянно, призывно.
- Гусенок! - догадался Миша. - Давай возьмем его.
Он кинулся на помощь забившемуся в кугу гусенку, поймал зеленовато-желтый, как распустившаяся сережка вербы, живой комочек и прижал его к груди.
- Дай посмотреть, Миша! - забывая о грозе, попросила девочка.
Она погладила ладонью гусенка и улыбнулась ему. С мокрого, в веснушках, лица ее, озаренного бледной вспышкой, сошло оцепенение испуга; оно выражало изумление и счастье от Мишиной находки.
- Какой он смешной!.. Мы никому не отдадим его, правда?
- Никому, - решительно заявил мальчик. - Он ножку поранил, видишь? Мы вылечим его, и он станет большим белым гусаком.
- Гусем, - уважительно поправила его девочка. - И он будет летать! Высоко-высоко... - Она полнилась нежностью и к Мише, и к этому мокрому больному гусенку, который больше не пищал и покорно замер на его груди.
- А то! Он полетит выше других гусей! - сказал мальчик. Неистовая, лютая гроза вновь сотрясла землю - и хлынул ливень с градом. Вскрикнув, дети разом повалились на траву. Спасая гусенка, Миша прикрыл его своим телом. Ливень хлестал, как из ведра. Белые градины, величиною с фасоль, а то и с орех, молотили и секли их, въедливо обжигая. Лена, уткнувшись лицом в кугу и обхватив голову руками, всхлипнула.
- Перестань! - крикнул мальчик и бережно прикрыл ее худенькие вздрагивающие плечи своими руками. - Я с тобой, не бойся.
При каждой попавшей в него градины Мише хотелось куда-то спрятаться, защитить и себя от жгучих ударов, но, сцепив зубы, он терпел и не отрывал рук от Лены, опасаясь за нее и за гусенка больше, чем за себя. Над ними гудело, яростно клокотало и громыхало, как жесть, свирепое небо. Порывы грозовых молний освещали луг, налившиеся болотца в куге и две крохотные фигурки, прильнувшие одна к другой...
Наконец гул медленно и нехотя удалился, град перестал падать. Гром отзывался на молнии все глуше, невнятнее, ливень понемногу угомонился и стих. Мальчик поднял голову, поглядел перед собою вдаль и с радостью обнаружил, что длинные космы града висели уже далеко - там, где мглистое небо сливалось с горбатыми холмами. Тучи постепенно расходились, их нечесаные волокна рвались, тончали, бесследно таяли...
- Лен, а, Лен? - Мальчик осторожно потрогал за плечо девочку. - Тебя не убило? Вставай!
Еще мало веря наступившей тишине, девочка, облепленная мокрым платьем, поднялась с земли. Кивком головы откинула назад тяжелые русые волосы, с изумлением оглядела луг, усеянный пятнами белого града, и спросила:
- А гусенок живой?
- Живой! - сказал мальчик и вынул из-под рубахи гусенка.
- Какой хорошенький! - воскликнула девочка и поцеловала гусенка в бусинку глаза. - Живой!.. Ты с нами не пропадешь, гуленька...
Она повела светлыми, широко открытыми глазами вокруг себя и на мальчика, заметила сквозь разорванную рубаху на его спине растекшийся синяк и, проникаясь благодарностью, нежностью к своему бесстрашному другу, участливо поинтересовалась:
- Не больно?
- Не-е... Нисколечко не болит!
И двое побрели дальше, в большое село, которое завиднелось из-за деревьев на том берегу реки. Лена взяла своего спасителя за руку, и некоторое время они шли молча, переживая случившееся с ними и наблюдая за тем, как тают, исчезают с земли последние градины.
- Хочешь, я буду всегда с тобой? - сказала вдруг девочка.
- Ладно, - кивнул мальчик. - Я тоже тебя не оставлю. Но, подумав, со вздохом напомнил ей, что она все равно уедет в город, а он останется в селе.
- Ну и что? Я приеду снова, и ты опять спасешь меня от града.
- Приезжай. Я научу тебя ловить пескарей.
- А я - дарить твоей маме цветы.
- Цветы у нас кругом. На что их дарить? Выйди к Шахану и любуйся... Моя мамка в городе не жила, как твоя. Она не любит цветов...
- Вот и неправда. Любит, любит! Я принесу нашим мамам эти васильки.
- Тогда и я нарву большой букет! - сказал мальчик.
- Только сурепку не рви, я ее не люблю. Рви васильки, колокольчики. Вот такие! - И она показала на колокольчики, свежо синевшие почти рядом. - Слышишь: они звенят. Бом-бом, динь-динь...
Мальчик с интересом прислушался:
- Ага, звенят... А ты любишь ромашки?
- Очень люблю. Они красивые... Но когда ты сплетешь мне корону?
- Завтра. Я обещал, значит, сплету.
- И я стану царицей? - восхитилась девочка.
- Самой лучшей царицей, - серьезно сказал мальчик. Между тем небо над ними прояснялось, а рожь, местами примятая дождем и градом, встряхивалась и поднимала колосья, по-над рекою туманом стлался теплый пар. И вот уже солнце выглянуло из-за туч и заиграло в воде, плескаясь, как большая веселая рыба. Был ливень с градом - и нет его. Была гроза - и настала тишина... Вокруг все ожило, помолодело и обрадовалось солнцу. И дугою выгнулась многоцветная радуга: один ее конец упал за Шахан, другой опустился прямо в речку - полоскаться в ней.
Гусенок тоже встряхнулся и снова стал похож на распустившуюся вербовую сережку. Девочка и мальчик взглянули на него и отчего-то засмеялись. Хорошо им было идти вдвоем после грозы и ливня.

 

Рассказ приводится по след. изд.:
Подсвиров И. "Шаги к перевалу". - Тула: Приок. кн. изд-во, 1973.
См. также:
"Светлячок", вып. 3. Рассказы, стихи и легенды для детей. - Тула, 1978.

Начало главы





Из русской поэзии второй половины XIX века
И. С. Тургенев
Ф.И. Тютчев
А.А. Фет
А.Н. Апухтин
В.М. Жемчужникова

И.А. Бунин
Л.Н. Андреев
М.М. Пришвин
Б.С. Зайцев
И.Е. Вольнов
И.А. Новиков
Д.И. Блынский
C.А. Пискунов
Л.Н. Афонин
В.А. Громов
Г.Б. Курляндская
Поэзия Орловского края 50-90-х годов ХХ века
И.Д. Крохин
А.С. Шиляев
И.А. Александров
В.П. Дронников
В.Г. Еремин
В.А. Ермаков
Л.Г. Котюков
Н.М. Перовский
Г.А. Попов
И.С. Семенова
Г.В. Фролов

"Возвращенная" поэзия ХХ века
И.В. Каллиников
В.Л. Гальской
А.Ф. Сафронов
Ф.В. Сафронов

Малая проза современных писателей-орловцев I
Е.К. Горбов "Комендант Зеленого переулка"
В.А. Мильчаков "Птенцы орлов" (отрывок из повести)
Л.Л. Сапранов "Родители", "Память прошлого", "Белая дача"
А.Н. Яновский "Сорока", "Танкист", "Земляк"
В.И. Амиргулова "Ваня и Муму","Новенький"
Л.М. Золоторев "Дарюшка последняя из хуторян", "Чистые пруды"
В.М. Катанов "Однажды в Орле", "Поэт и полководец", "Лесков"
А.И.Кондратенко "Женщина по имени Надежда"

Малая проза современных писателей-орловцев II
А.С. Лесных "Доброе дело", "Говорите конкретно", "Ключи к английскому замку"
И.Ф. Лободин "Перепелка во ржи", "Дом на гривах коней"
В.И. Муссалитин "Курганы"
Ю.А. Оноприенко "За ягодой, красной, как кровь", "Дедушко"
Н.И.Родичев "Алимушкины полушубки", "Егор Ильич"
П.И. Родичев "Стихи", "Особое свойство памяти", "Очерк раздумье"
И.А. Рыжов "Позднее свидание", "Мой Бунин", "Хорошая старуха" ,"Неразбавленный орловец"

Писатели младшим школьникам
Е.А. Зиборов "Жаркое лето"
В.М. Катанов подборка стихов для детей
А.И. Лысенко подборка стихов для детей, "Неутомимый труженник"
В.Г. Еремин подборка стихов для детей
И.Г.Подсвиров "Заячий хлеб", "В ливень"
Рейтинг@Mail.ru
Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

© "Вешние воды" 2010     | Карта сайта  | Главная | История | Контакты | Лауреаты премий | Биографии | Орловские писатели-хрестоматия | Книги  | Новинки | 

Администрация сайта